Образование без грамотности и филология нам в помощь

Какими знаниями и навыками должен обладать грамотный человек в современном обществе? В чем разница между познанием и образованием? Используются ли «по назначению» понятия и термины, заимствуемые нами из других языков? Ответы на эти и другие вопросы искали участники круглого стола «Есть ли место академической грамотности в российском образовании?», прошедшего в ВШЭ 18 ноября.

Модератором и основным докладчиком на круглом столе, организованном управлением академического развития ВШЭ, выступила заведующая кафедрой английского языка Московской высшей школы социальных и экономических наук Ирина Короткина. Это мероприятие, на которое собрались преподаватели и исследователи из разных российских вузов, по замыслу Ирины Короткиной должно стать первым шагом к проведению в России большой междисциплинарной конференции, посвященной проблемам академической грамотности. В том, что эти проблемы носят актуальный характер, уверена директор Института развития образования Санкт-Петербургской академии постдипломного педагогического образования Ирина Гришина. Она вместе с коллегами принимала участие в большом исследовании, касавшемся данной тематики, и ситуацию с грамотностью на всех уровнях образования считает по меньшей мере тревожной.

Так, беспокойство вызывает низкое качество диссертаций, авторы которых, даже берясь за исследование по-настоящему интересных тем, «не могут сформулировать в них основную идею и тезисы». Многие представители академического сообщества, а также управленцы от образования (кстати, Ирина Гришина категорически против того, чтобы называть директоров школ «менеджерами») являются «инвалидами» в плане владения иностранными языками. Эта проблема особенно четко проявляется, когда их привлекают к международным программам и проектам (самый свежий тому пример — реализация проекта «Северный поток»). Все это, по мнению Ирины Гришиной, свидетельствует о том, что «формирование академической грамотности и обучение пользованию первоисточниками на иностранных языках нужно начинать уже с первых классов в школе».

Российская «версия» грамотности, как и представления о ней, застряли в прошлом, точнее в индустриальной эпохе, и никак не желают входить в эпоху цифровую — в этом, в свою очередь, убеждена Ирина Короткина. «Индустриальная эпоха умирает, а труп функциональной грамотности по-прежнему находится в нашей школе», — констатировала она. Кроме того, В России понятие «learning» («познание») склонны подменять куда более узким понятием «образование», а концепцию «life-long learning» — концепцией «непрерывное образование». Происходит это в том числе и потому, что в русский язык из английского активно «перетаскиваются» слова и термины, истинное значение которых широкой публикой не понимается. По мнению Ирины Короткиной, русский язык заимствует слишком много слов, не несущих никакого нового смысла, но «прицепляющихся» к своим русским аналогам в виде синонимических «бантиков». В качестве примеров таких заимствований были приведены слова «креативность» (по-русски «смекалка») и «эмпатия» (по-русски «сочувствие», «сопереживание»).

Участники круглого стола «Есть ли место академической грамотности в российском образовании?»

С последним тезисом, однако, не согласились другие участники дискуссии. Начальник управления академического развития ВШЭ Мария Скворцова, например, указала, что аналога понятию «эмпатия» в русском языке нет, а отказ от подобных заимствований привел бы к обеднению терминологической базы многих наук.

Возвращаясь к теме возникновения новой концепции грамотности, Ирина Короткина отметила, что нынешняя смена представлений о ней и, как следствие, изменение подходов к образованию является третьей по счету за всю историю человечества. Впервые это случилось с изобретением письменности, второй раз — после изобретения Гутенбергом книгопечатного станка.

Новую грамотность можно рассматривать как «сумму» академической грамотности и грамотности цифровой, причем последняя современными детьми обретается вне школы. Австралийские исследователи, в частности, Билл Грин, предложили даже трехмерную модель новой грамотности, обозначив ее как l(IT)eracy. Осями, задающими это трехмерное пространство, служат операциональная грамотность (владение определенной системой языковых средств и знаков), культурная грамотность (владение багажом знаний и традиций, накопленных предыдущими поколениями) и критическая грамотность (умение оценивать имеющиеся знания и выдвигать и отстаивать новые гипотезы).

Но в российском академическом и образовательном сообществе воспринимать концепцию Грина пока не готовы. Как отмечает Ирина Короткина, академические умения здесь не только не развиваются систематически, но и «само представление о них, похоже, отсутствует». Российские специалисты овладевают навыками академического письма интуитивно, на основе подражания далеко не всегда грамотным, но традиционно сложившимся в отдельных дисциплинарных областях образцам. Слишком большой вес имеют формальные атрибуты, собственно обучение и познание сводятся к получению дипломов. Между тем в развитых странах (эта тенденция особенно сильна в Финляндии) люди, поступающие в университеты в самом разном возрасте, выбирают себе лишь те курсы, которые их интересуют, и, изучив их, оставляют университет.

Отмечена на круглом столе была и необходимость активизации роли российской филологии, которая сейчас устранилась от решения практических проблем. Филология как наука должна обрести свою социальную функцию — помогать людям, начиная со школы, анализировать тексты. Возможно, с этого маленького шага и начнется движение российского образования в сторону современной грамотности.

 

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ