Век движения к свободе

16 мая в Высшей школе экономики состоялся круглый стол «Русский XIX век: власть, свобода, закон», организованный ВШЭ совместно с фондами «Либеральная миссия» и «Русское либеральное наследие». В центре дискуссии оказались труды историка Александра Корнилова, 150-летие со дня рождения которого отмечается в этом году.

Александру Корнилову (1862 — 1925), юристу по образованию, чиновнику, журналисту, а затем политику по основной деятельности (он стал одним из основателей и лидеров Конституционно-демократической партии), принадлежало несколько фундаментальных трудов по новейшей российской истории. Среди них — трехтомный «Курс истории России XIX века», исследование крестьянской реформы и очерки по истории общественного движения при Александре II.

XIX век Корнилов воспринимал как принципиально новый этап исторического развития России, отличный от того, что происходило здесь в предыдущие столетия. «Поворотным» в этом смысле являлось правление Екатерины II, при которой сквозь абсолютизм начали пробиваться новые, тяготеющие к свободе общественные идеи, получившие свое развитие уже при Александре I.

«Корнилов не концептуалист, — отметил, открывая круглый стол, вице-президент «Либеральной миссии» Игорь Клямкин, — но он детально описывает то, что происходило в XIX веке — и власть, и дворянство, и различные группы бюрократии, интеллигенцию и крестьянство, — пытаясь понять их интересы в общей логике движения к свободе. А именно так — как движение к свободе — он воспринимал XIX век».

Судьба Александра Корнилова сложилась трагично. Его имя по идеологическим основаниям было фактически изъято из историографии в советский период; будучи еще не старым человеком, он тяжело заболел и в 1925 году умер, а его могила была навсегда утрачена. Лишь в постсоветский период были предприняты попытки «реабилитировать» Корнилова-историка, немало усилий к этому приложили и три основных докладчика данного круглого стола — президент «Русского либерального наследия» Алексей Кара-Мурза, профессор исторического факультета Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова Андрей Левандовский и заведующая отделом Дома русского зарубежья имени А.И.Солженицына Марина Сорокина.

По мнению Алексея Кара-Мурзы, «смысловым стержнем» всех текстов Корнилова является проблема общественного прогресса и цены, который за этот прогресс нужно заплатить. Корнилов «все время держит в голове вопрос — что надежнее обеспечивает прогресс?», и в поисках ответа он обозначает три главных движущих силы: личность, законы, институты. Именно в этом треугольнике формируются векторы развития страны и общества, что наглядно демонстрирует история девятнадцатого века.

Одним из объектов пристального внимания Корнилова становится Александр I. Как напомнил Алексей Кара-Мурза, в споре Сперанского и Карамзина относительно назревших к тому времени реформ Корнилов занимает сторону Сперанского. Их довод прост. Почему нужны реформы? Потому что в условиях падающего авторитета власти, стабильность может быть обеспечена только благодаря законам.

Другой важнейший смысловой узел исторических исследований Корнилова — начало реформ Александра II. Реформ, разрабатывать и проводить которые, по словам Алексея Кара-Мурзы, пришлось группе интеллектуалов, долгие годы не востребованных отечеством и негласно изгнанных за границу. Среди них — «главный мотор крестьянской реформы» Николай Милютин, которого Корнилов называл кумиром своей молодости и к которому затем изменил отношение.

«Новым кумиром Корнилова становится губернатор Калуги Виктор Арцимович, — отметил Алексей Кара-Мурза. — Ему Корнилов посвящает первое фундаментальное исследование, изданное в 1904 году. Чем Арцимович отличался от Милютина? Тем, что не просто давал свободу общественным силам, но и в своей деятельности полагался на них».

Сам Александр Корнилов также «пытался быть либеральным бюрократом» — сначала в Царстве Польском, затем в Иркутске. В Сибири он даже успел оставить по себе добрую память, но после смены губернатора вышел в отставку и сосредоточился на журналистике.

«Что же является определяющим фактором развития — роль личности, власть закона или действие социальных институтов? Этот вопрос Корнилов в своей биографии прочувствовал в полной мере, — считает Алексей Кара-Мурза. — Думаю, для него он остался открытым. Единственное, что можно сказать — это вещи взаимодополнительные, а не взаимоисключающие. Нужны талантливые личности — без них, как показывает опыт реформ Александра II, ничего не будет. Но и без законов и действующих институтов тоже ничего не получится».

Андрей Левандовский, который одним из первых, еще в советское время, начал заново «открывать» для науки Корнилова, в своем комментарии остановился на профессиональных качествах этого историка. «Корнилов был человеком очень работоспособным, педантом, — отметил Андрей Левандовский. — После него остался потрясающий фонд, в котором сохранилось все — от детских записных книжек до подготовительных материалов его работ… Особенно интенсивно Корнилов обрабатывал материалы губернских комитетов, разбирал их по всем параметрам. Он впервые в русской исторической науке показал, что помещики при подготовке крестьянской реформы постоянно думали о своих материальных интересах, показал, как это отразилось на принятых документах и к чему в конечном счете привело».

Что касается «генеральной линии» Корнилова-историка, то он, по мнению Андрея Левандовского, последовательно развивает идею «раскрепощения» сословий: «Власть страну собрала, устроила ее для своего управления — и исчерпала на этом все свои возможности. И весь XIX век в борьбе за новую Россию власть занимает позиции оборонческие, консервативные, а борьбу ведет некая новая сила, которая Корниловым обозначена пунктирно. Причем он постоянно подчеркивает преемственность этой борьбы: декабристы, общественные деятели 1840-х годов, земцы и затем кадеты. Все они, что важно, пытаются исходить из общероссийских, общенародных интересов».

В этой борьбе Корнилов не только как политик, но и как историк «всегда на стороне общественности». Он умеет историю «чувствовать». «Корнилов адекватен и как историк, и как человек, — подчеркивает Андрей Левандовский. — Проблемы своих героев он пропускает через себя».

Марина Сорокина, отдавая дань трудам Корнилова, все же склонна считать их не академическими исследованиями, а «своего рода рефлексией умного человека». Нельзя его назвать и политиком «в том смысле, какой мы сейчас вкладываем в это понятие». Оставаясь в тени своих более ярких соратников, он, однако, был «сердцем партии». Марина Сорокина также напомнила, что Корнилов первым из представителей кадетов составил мемуары, но этот интереснейший и, как всегда у Корнилова, наполненный множеством фактов и деталей архив до сих пор остается неопубликованным.

«Есть еще одна сторона жизни Корнилова, которая мало исследована, но очень интересна, — добавила Марина Сорокина. — Это годы, проведенные им в Варшавской русской гимназии и завязанные там связи». Из этого варшавского кружка вышло множество молодых людей, ставших видными государственными, политическими и общественными деятелями николаевского царствования. Так, ближайший друг Корнилова Сергей Крыжановский стал статс-секретарем и правой рукой Петра Столыпина. Да и с самим Столыпиным Корнилов был знаком со студенческих времен — тогда эти два будущих политических оппонента имели общие представления о пути развития России.

Во время дискуссии, последовавшей за выступлением докладчиков, возможно, ключевой вопрос сформулировал Игорь Клямкин: «Почему, если Россия весь XIX век двигалась к свободе, к правовому государству, достигнуть этой цели так и не получилось?».

Не хватило времени, полагает Алексей Кара-Мурза: «Если появляются законы и институты, ни одна личность со злой волей не сможет отыграть все назад. Но очень долго в России все это делается. Начало земских реформ — середина шестидесятых годов XIX века, а серьезные политические плоды их в виде победы кадетов на выборах в первую Думу появились лишь через сорок лет. И все же у Корнилова оптимистический взгляд на прогресс — да, срывы есть, но общее движение к правовому государству не останавливается».

«Ответ Корнилова на этот вопрос очень прост — невключенность общества в систему государственных и общественных реформ, — заметила, в свою очередь, Марина Сорокина. — Именно поэтому сам Корнилов был прежде всего деятелем, коммуникатором, который ставил себе задачу это общество будоражить и соединять».

 

Олег Серегин, Новостная служба портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука