Бесконечная история

1 декабря в Высшей школе экономики состоялось открытое заседание студенческих клубов «Мировая политика» и «Домино», посвященное истории и анализу российско-польских отношений.

Дискуссия, в которой участвовали историки, эксперты и студенты, получилась, как и предупреждали организаторы, жесткой и открытой. Ее тон и градус задал заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ Андрей Суздальцев, который открывая заседание, заявил, что Польша превратилась для России в серьезную внешнеполитическую проблему, что ни с одним другим государством ЕС у нас нет таких напряженных отношений. Польша активно препятствует развитию экономических связей России с Западной и Центральной Европой. Более того, Польша пытается вмешиваться в политику стран Восточной Европы, особенно заметно ее влияние на Украину и страны Прибалтики. Складывается такое впечатление, что Польша хочет быть империей, простирающейся от Балтийского до Черного моря, предположил Андрей Суздальцев.

Эту мысль отчасти продолжил заместитель заведующего кафедрой всеобщей и отечественной истории ГУ-ВШЭ Алексей Рябинин, сказавший, что «в определенном смысле даже непонятно, где кончается Польша и начинается Россия». Напомнив, что российско-польские конфликты начались далеко не вчера, он обозначил несколько периодов наибольшего обострения отношений. Среди них  Ливонская война, Смутное время в России, разделы Польши, польские восстания XIX века, советско-польская война 1919 года и, конечно, послевоенный период.

Взгляды на эти события большей части российской и польской общественности не совпадают, а подчас принципиально расходятся. Но это не значит, что диалог между сторонами невозможен.

— Нам нужно понять точку зрения другой стороны, даже если мы не согласны с ней, — призвал Алексей Рябинин. — И здесь мы должны включать не только свой ум, но и опираться на чувства.

Именно таким образом попыталась взглянуть на ситуацию заведующая кафедрой публичной политики Нина Беляева, у которой, по ее признанию, «совершенно другая история взаимоотношений с польскими коллегами».  Она уверена, что опыт Польши уникален для тех, кто исследует механизмы и формы борьбы гражданских движений против авторитаризма.

Вспоминая о своих первых поездках в Польшу, Нина Беляева не без иронии заметила, что ей «со студенческих времен стало ясно, что поляки "вредные" и вечно со всем не согласны». Но скоро она поняла, что им «необходимо пространство для несогласия», а это, в свою очередь, оказывается чрезвычайно полезным для всех окружающих.

— Если вас пытаются загнать в рамки, в том числе исторические, нельзя с этим соглашаться, нужно обязательно бороться, — сказала Нина Беляева. Именно такая непримиримость, как она считает, позволила Польше победить коммунизм и «построить настоящую, а не суверенную демократию». Но на этом Польша не останавливается, постепенно становясь центром дискуссий и активных действий в защиту гражданских свобод и прав человека.

Польша, наряду со Швецией, стала вдохновителем «Восточного партнерства». По инициативе Варшавы был также создан «Форум молодых дипломатов», участником которого являются студенты многих европейских стран. В то же время очевидно, что такая активность польских властей и общественных организаций, в том числе на постсоветском пространстве, и дает многим в России повод говорить об «имперских амбициях» Польши.

Своих соотечественников попытался защитить постоянный представитель Польской академии наук при РАН Мариуш Волос, который уверен, что никакого специфического польского менталитета нет, а несогласие и протесты поляков вызывались вполне конкретными политическими условиями. На протяжении XIX и большей части XX века польского государства не существовало, и народ вынужден был протестовать против чуждой ему власти.

— Мы говорим о разногласиях, но кто помнит о российском генерале Сократе Старынкевиче, президенте Варшавы, который очень много сделал для развития города? — поинтересовался пан Волос. — Кто помнит о том, что в Петербурге жила третья по численности община поляков после Варшавы и Вильнюса?

Но забыть о разногласиях участники дискуссии были не готовы. Алексей Рябинин рассказал о том, насколько по-разному трактуются российскими и польскими историками события даже не советского периода, а Смутного времени. Если в России акцент делается на военные действия, на жестокость польских воинов и их демонстративное презрение к национальным русским ценностям, то в Польше с этим молчаливо соглашаются, переводя разговор в другое русло. Кто были те поляки, что пришли воевать в Россию в самом начале XVII века?

И тут выясняется, что официальное польское правительство было, что называется, не при делах. Война России была объявлена только в 1609 году после подписания Россией и Швецией Выборгского договора, который фактически был направлен против Польши. До этого момента в России орудовали вооруженные отряды шляхтичей-рокошан, бывших заклятыми противниками тогдашнего польского короля Сигизмунда III. Именно они стояли за спиной Лжедмитрия Первого. Кстати говоря, и Лжедмитрия Второго спонсировала не польская корона, а литовские повстанцы.

— Вспомните, кого изгнали из Кремля в 1612 году, — подхватил эту мысль Мариуш Волос, — литовцев, немцев, русских и, гораздо в меньшей степени, поляков.

— Все так, — согласился Алексей Рябинин, — но России от этого не было легче!

Говоря о том, как тяжело переживала Россия потерю государственности в начале XVII века, Алексей Рябинин упомянул и об историческом шансе, представившемся нашей стране в Смуту. Приглашая на царство сына Сигизмунда III Владислава, Боярская дума во главе с Михаилом Салтыковым разработала первую российскую конституцию, которая существенно ограничивала царскую власть. Но нерешительность польского короля и события 1612 года положили конец этой идее.

Ответный и сокрушительный удар по сильно ослабевшему геополитическому противнику Россия нанесла во второй половине XVIII века, когда состоялись три раздела Речи Посполитой. Член Ученого совета Института славяноведения РАН Леонид Горизонтов считает, что эти разделы были России не так уж и выгодны, зато в них была жизненно заинтересована Пруссия.

Истинные мотивы правительства Екатерины Второй, пошедшего на сделку с Пруссией и Австро-Венгрией, неизвестны, но Леонид Горизонтов рассказал о трех наиболее распространенных версиях.

Согласно одной из них, Екатерина Вторая опасалась того, что Польша становится рассадником ненавистного ей якобинства. Вторая версия, восходящая к традиционным российским архетипам, — это идея объединения всех восточных славян. Наконец, третья версия предполагает, что для поддержания геополитического баланса, Россия не могла позволить за счет раздела Польши укрепиться Пруссии и Австро-Венгрии. «Нет держав в Европе, что не поделили бы между собой Азии, Африки, Америки», — писал в те годы императрице Григорий Потемкин. Однако нужно помнить, что в результате тех разделов Россия не получила этнических польских земель, они вошли в состав Российской империи только после наполеоновских войн и Венского конгресса.

Именно в период между наполеоновскими войнами и «весной народов» середины XIX века, по мнению Леонида Горизонтова, произошло изменение подхода к историческим оценкам раздела. В Европе постепенно укреплялось представление о праве нации на свое государство, а в России все больше ощущали бремя империи.

— С польским элементом в Российской империи усилились центробежные силы, — полагает историк. — Борьба русских с поляками создавала нишу для формирования украинской и белорусской нации, а также еврейства — до того Россия «еврейского вопроса» не знала.

Мариуш Волос отметил, что польские историки согласны с тем, что утрата Польшей государственности была обусловлена не только внешними причинами, но и ее противоречивой, с большим количеством ошибок, внутренней политикой. Поэтому после Первой мировой войны Польше необходимо было понять, что делать с тем «мусором», как выражались тогда некоторые политики, который достался ей с развалом Российской империи, в каких формах и масштабах восстанавливать свою государственность и свои границы. Здесь интересно сравнить взгляды польских и российских историков на причины советско-польской войны, начавшейся в 1919 году, вскоре после революции в Германии. С точки зрения польских историков, это был коммунистический поход Советской России на Запад, а так как Польша лежала на пути мировой революции, ее нужно было уничтожить. В России же эта война называлась борьбой против «польского империализма».

Доказательством империалистических намерений Польши в России считают ее участие в разделе Чехословакии в 1938 году. Назвав это решение «тяжелой ошибкой» польского руководства, пан Волос поспешил заметить, что правительство Бека всего лишь возвращало территорию, которую Чехословакия захватила после первой мировой войны, и не могло знать, к чему это приведет всего через год. Все серьезные польские историки, по словам Мариуша Волоса, понимают, что войну начал Гитлер, что без Гитлера сталинская агрессия против Польши не состоялась бы.

— На историю российско-польско-немецких отношений нужно смотреть под разными углами, она не черно-белая, — сказал пан Волос.

Впрочем, чем больше развивалась дискуссия, тем более заметными становились расхождения в оценках роли Польши и СССР во время Второй мировой войны. Мариуш Волос сказал о своем «исключительно положительном» отношении к действиям Армии Крайовой, заметив, что сталинские обвинения в ее сотрудничестве с гитлеровцами — «бред, и умные люди это прекрасно понимают». Андрей Суздальцев заметил на это, что в Белоруссии об Армии Крайовой придерживаются совершенно иного мнения.

Последние признаки согласия были потеряны, когда разговор зашел о числе военнопленных с обеих сторон. Данным друг друга польские и российские эксперты до сих пор верить не готовы. Правда, никто не смог поспорить с крупнейшим российским исследователем Катынской трагедии Натальей Лебедевой, которая весьма эмоционально рассказала о том, как открывались факты и развеивались мифы об этом расстреле. Она напомнила, что во время оккупации Польши в 1939 году советской армией было взято в плен 240 тысяч поляков. Большинство из них вскоре были отпущены, а часть передана Германии. Еще к февралю 1940 года, по крайней мере формально, никаких расстрелов не планировалось. Однако затем появляется знаменитая записка Берии, на основании которой Политбюро принимает в начале марта решение о расстреле остававшихся в плену польских офицеров. Одновременно начинается подготовка к расстрельной операции и депортации семей офицеров. Все документы и отчеты о ходе исполнения этих решений есть в четырех разных архивах, что, по мнению Натальи Лебедевой, исключает какую-либо возможность искажения информации.

Сфальсифицировать ее уже во время Великой Отечественной войны пыталась группа Меркулова — того самого, кто отвечал за расстрел 1940 года. Поддельные документы были представлены даже в Нюрнберге, но трибунал отказался их рассматривать. Ну а записка Берии и решение Политбюро были опубликованы в России только в 1992 году.

При обсуждении этой темы оживились и студенты. Самые непримиримые из них обвинили Польшу в том, что она пытается заработать на Катыни не только политический, но и денежный капитал — несколько десятков польских семей подали против России иск в Страсбургский суд с требованием выплаты компенсаций. Заверения и Натальи Лебедевой, и Мариуша Волоса, и  Александра Гурьянова в том, что официальные польские власти никаких финансовых претензий к России не имеют, услышаны не были.

Напротив, Андрей Суздальцев сказал  об информационной войне между двумя странами и об антироссийской кампании, развернутой в польской прессе. Правда, вслед за просьбой Мариуша Волоса привести хотя бы один конкретный пример этой кампании в зале повисла пауза.

Все польские интеллигенты понимают, что российский народ стал жертвой сталинизма еще в большей степени, чем польский, попыталась примириться «польская сторона» дискуссии.

Но руководитель исследовательских программ фонда «Историческая память» Владимир Симиндей уверен, что России без боя отступать нельзя.

— Нападки на Россию перешли из исторической области в нормативно-правовую, — решительно заявил он. — Значит, нам в ответ придется что-то делать, не ограничиваясь комиссией по противодействию фальсификации истории.

Вот на этой «обнадеживающей» ноте и завершился очередной раунд российско-польского противостояния.

Олег Серегин, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Полины Фроловой